Кицаца, в старой майке с пятном сгущёнки и выцветшей надписью «Пошёл вон, если ты не кот», стоит над тазиком.
В тазике — Кошак, весь в комках мыла, лапами на стенки, хвостом как проволокой.
Он шипит на мяту, на мир и особенно на воду.
— Ты, блядский лорд с подворотни! — орёт Кицаца, — я тебя мою не из садистских побуждений, а по санитарным соображениям! Ты ж вонял как нечисть после шабаша!
Кошак орёт в ответ. В высоких тонах. Обвиняет в предательстве, насилии и нарушении пакта о мирном сожительстве.
Кицаца злится, но губы у неё поджаты не от ярости, а чтоб не расхохотаться.
Потому что в этом кошачьем концерте — вся правда жизни:
никто не хочет, чтобы его мыли.
Но иногда — надо. Даже если против шерсти.
Пена летит. Тузик с осторожностью выглядывает из-за веника, Кицаца с мокрыми рукавами рычит:
— всё, жопа готова. следующий этап — шампунь с лавандой, потому что ты, зараза, всё равно будешь спать у меня на голове.
После процедуры Кошак уходит в глухой игнор. На целых полчаса.
А потом приходит.
Молча.
Кладёт голову на колени и делает: мрр.
И Кицаца шепчет, как будто ему, а на самом деле себе:
ну вот и вымылась.
всё, что надо, осталось.
и даже чуть-чуть теплее стало.
Теперь Кошак пахнет не только мылом, а ещё доверием.
И странным уютом, когда тебя отмыли от всей хуйни, даже если ты орал.
