Жили у бабуси два весёлых гуся.
Ну как весёлых… Весело было вовсе не гусям, а тем, кто на них смотрел.
— О! какие весёленькие гуси, — говорили люди, имея в виду их дивную расцветку.

А сами гуси были так себе — слегка печальными и всегда настороже. Ведь именно своей «весёленькой» расцветкой они бабке и обязаны. То она перья покрасит, то бусики нацепит, то ещё какую дичь придумает. Гуси терпели. Потому что бабку любили.

Собственно, бабусей она была только по названию — так её звали внуки, близнецы-сорванцы. Когда они приезжали, гуси быстро прятались. Сначала серый с белым пытались доказать мальчишкам, кто главный: шипели, щипались. Но после того, как им пришлось побывать и пони, и ишачками, и даже мячиком, они решили, что лучше отсидеться в камышах, пока разбойники не уберутся обратно в город.

А как только те уезжали — бабка скучала и начинала играть в стилиста: красила перья, вешала бусики, лепила бантики. Так что частенько и не разберёшь: кто из них серый, кто белый, и гуси ли это вообще.

А потом бабка уехала. Говорят, эмигрировала.
Гуси остались. Постепенно они снова стали просто серым и белым. И совсем невесёлыми. Скучали и за этой сумасшедшей женщиной, и даже за мальчишками.

— Лучше бы я был рождественским, чем весёлым, — думал Белый.
Серый вообще ни о чём не думал, только тоскливо глядел в небо, пытаясь понять, что его туда манит.

Так и болтались они между лужей с камышами и пустым домом.

И вот однажды, когда гуси плавали в уже прохладной воде, в камыши что-то шлёпнулось.
— Прилет, — сказал Белый.
— Та не, что-то мельче и скорость ниже, — возразил Серый.

— Блять, моя лапа! — послышалось из камышей. И оттуда показалась взъерошенная голова вороны.
— Привет. Вы кто такие?
— Живём мы тут, — хором ответили гуси.
— Ну и зря. Я вот на юга собралась. Не знаю зачем, но все туда чешут. Может, и мне надо?
— Чтобы что? — спросил Белый.
— Знаем, чтобы доказать, что ты птица гордая, птица сильная, — протянул Серый.
— И ебанутая, — добавил Белый.

— А ты откуда знаешь про «чтобы что»? — ворона подозрительно склонила голову на бок.
— Тю, так бабка говорила. «А не покрасить ли мне гусей? Чтобы что? Чтобы были весёлые гуси».
— И что? Было весело?
— Да так… Нам не очень. А остальные ржали.

Ворона помолчала, оглядела серое небо, камыши и воду.
— Знаете что? А ну его, юг. Там толпы, шум, чужие стаи. А у вас хоть грустно, но по-настоящему.
— Нам одиноко, — признался Белый.
— А мне скучно, — кивнула Ворона.

И тут Серый вдруг встрепенулся:
— А может, ну его, это болото? Я слышал — в лесу стоит Избушка. Там и зверьё, и люди странные бывают. Может, туда?
— Да хоть куда, лишь бы не юг, — махнула крылом Ворона.

И вот так троица собралась в дорогу: два слегка печальных гуся и одна ворона с больной лапой.
Белый ворчал, что шарфик бы не помешал.
Серый молчал, но светился надеждой.
А Ворона хрипло смеялась и думала:
— Весёлые, блин, гуси. Теперь и я с вами.


Дверь Избушки со скрипом распахнулась, и внутрь протопали два слегка потертые гуся и Ворона с перекошенной лапой.

Кошак первым высунул морду из-за печки, прищурился и ехидно протянул:
— О-о-о! Гуси! К Рождеству, что ли? Так ещё далеко… Или вы просто не наелись? Кашу будете?

Тузик, развалившийся у двери, задумчиво наклонил голову:
— А может, они несут золотые яйца?..

— Никаких яиц, никаких Рождеств! — взвилась Ворона. — Кашу давай. Мы голодные. А вообще — это свои. Мы своих не жрём-с, даже по праздникам.

— Да я пошутил, — промямликал Кошак, втянув усы. — Свои так свои. Хорошие гуси.
И чуть тише добавил:
— Жаль только, что не весёлые.

Белый нахохлился. Серый вздохнул.
А Ворона подняла крыло и заявила:
— Ну ничего. Мы ещё вас всех развеселим. Хоть до следующей зимы.


Гуси переминались на лапах у двери, будто не знали, можно ли дальше.
Тут Плед Паша с глухим вздохом слез с дивана, встряхнулся и расправился прямо на полу.
— Проходите, гости дорогие, — сказал он мягко. — Садитесь на меня, ноги согрейте.

Белый недоверчиво коснулся края пледа крылом.
— А вдруг ты нас завернёшь и спрячешь?
— Да что ты, — усмехнулся Паша. — Я не мешок, я утешение.

Серый плюхнулся первым и довольно прикрыл глаза. Белый — следом. Ворона устроилась сбоку и сунула клюв под крыло.

— Ну, раз уж гости, — загудел Стол, — кашу бы им подать.
— А у нас как раз стоит, — отозвался Горшок, гордый и пузатый. — С гречей и с маслицем.

Кошак с видом хозяина придвинул миску поближе:
— Вот, кушайте. Только не думайте, что я вам всегда сервировать буду.

Гуси зашипели — не от злости, а от удовольствия. Белый даже пробормотал сквозь полный клюв:
— Лучше быть сытым, чем весёлым.

— Ага, — поддакнул Серый, — а ещё лучше — своим.

Так они и прописались в Избушке: два гуся и Ворона.
Кто-то сказал — не весёлые.
А кто-то — что именно с них всё и начнётся.


С тех пор в Избушке завелась новая компания.
Плед Паша называл их ласково — «Гусиная коллегия».
Кошак делал вид, что ворчит, но сам первым делился рыбьим хвостом.
Тузик же ходил кругами и шептал всем подряд:
— А вдруг они всё-таки несут золотые яйца?..

— Тузик, ты идиот, — отвечала Ворона. — Гуси золотом не срут.
— Ну мало ли, — не сдавался тот. — У нас тут всякое бывает. Избушка ходит, ложки разговаривают. А яйца чем хуже?

Белый гусь важно вздыхал:
— Яйца у нас обычные. Но чувства — золотые.
Серый просто глядел в потолок и думал, что ему тут, пожалуй, спокойнее, чем в любых камышах.

И с этого дня в Избушке стало чуть теснее, но значительно теплее.
Коллегия заняла свой угол, и все поняли:
если где-то и водятся не весёлые, но настоящие гуси — то это здесь.

гуси в Избушке, сказка про ворону и гусей, персонажи Кицацы, Избушка лесная сказка, говорящие звери, Кошак и Тузик, Плед Паша, юмор с теплом


Подписка на Кицацу защищает от сглаза, выгорания и уныния.
Неофициально. Но работает.